In the greenest of our valleys
     By good angels tenanted,
 Once a fair and stately palace –
     Radiant palace – reared its head.
 In the monarch Thought's dominion –
     It stood there!
 Never seraph spread a pinion
     Over fabric half so fair!

 В самой зелёной из наших долин,
     Где обиталище духов добра,
 Некогда замок стоял властелин,
     Кажется, высился только вчера. 
 Там он вздымался, где Ум молодой
     Был самодержцем своим.
 Нет, никогда над такой красотой
     Не раскрывал своих крыл Серафим!

 Banners yellow, glorious, golden,
     On its roof did float and flow,
 (This – all this – was in the olden
     Time long ago,)
 And every gentle air that dallied,
     In that sweet day,
 Along the ramparts plumed and pallid,
     A winged odour went away.

 Бились знамёна, горя, как огни, 
     Как золотое сверкая руно.
 (Всё это было – в минувшие дни,
     Всё это было давно).
 Полный воздушных своих перемен,
     В нежном сиянии дня, 
 Ветер душистый вдоль призрачных стен
     Вился, крылатый, чуть слышно звеня.

 Wanderers in that happy valley,
     Through two luminous windows, saw
 Spirits moving musically,
     To a lute's well-tunéd law,
 Round about a throne where, sitting
     (Porphyrogene!)
 In state his glory well befitting,
     The ruler of the realm was seen.

 Путники, странствуя в области той,
     Видели в два огневые окна
 Духов, идущих певучей четой, 
     Духов, которым звучала струна, 
 Вкруг того трона, где высился он,
     Багрянородный герой,
 Славой, достойной его, окружён,
     Царь над волшебною этой страной.

 And all with pearl and ruby glowing
     Was the fair palace door,
 Through which came flowing, flowing, flowing,
     And sparkling evermore,
 A troop of Echoes, whose sweet duty
     Was but to sing,
 In voices of surpassing beauty,
     The wit and wisdom of their king.

 Вся в жемчугах и рубинах была
     Пышная дверь золотого дворца,
 В дверь всё плыла и плыла и плыла,
     Искрясь, горя без конца,
 Армия Откликов, долг чей святой 
     Был только – славить его,
 Петь, с поражающей слух красотой,
     Мудрость и силу царя своего.

 But evil things, in robes of sorrow,
     Assailed the monarch's high estate.
 (Ah, let us mourn! – for never morrow
     Shall dawn upon him desolate!)
 And round about his home the glory
     That blushed and bloomed,
 Is but a dim-remembered story
     Of the old time entombed.

 Но злые созданья, в одеждах печали,
     Напали на дивную область царя. 
 (О, плачьте, о, плачьте! Над тем, кто в опале,
     Ни завтра, ни после не вспыхнет заря!)
 И вкруг его дома та слава, что прежде
     Жила и цвела в обаяньи лучей,
 Живёт лишь как стон панихиды надежде, 
     Как память едва вспоминаемых дней.

 And travellers, now, within that valley,
     Through the red-litten windows see
 Vast forms, that move fantastically
     To a discordant melody,
 While, like a ghastly rapid river,
     Through the pale door
 A hideous throng rush out forever
     And laugh – but smile no more.

 И путники видят, в том крае туманном,
     Сквозь окна, залитые красною мглой,
 Огромные формы; в движении странном,
     Диктуемом дико-звучащей струной. 
 Меж тем как, противные, быстрой рекою,
     Сквозь бледную дверь, за которой Беда,
 Выносятся тени и шумной толпою,
     Забывши улыбку, хохочут всегда.