The King has called for priest and cup,
    The King has taken spur and blade
To dub True Thomas a belted knight,
    And all for the sake o' the songs he made.

Король священника позвал,
    Король взял шпоры и клинок,
Чтоб Томаса в рыцари посвятить,
    И все из-за песен, что петь он мог.

They have sought him high, they have sought him low,
    They have sought him over down and lea;
They have found him by the milk-white thorn
    That guards the gates o' Faerie.

Низко искали его, высоко,
    Искали на дюнах и на лугах,
Нашли, где терновник молочно-бел, –
    У Волшебных ворот он стоял на часах.

'Twas bent beneath and blue above,
    Their eyes were held that they might not see
The kine that grazed between the knowes,
    Oh, they were the Queens o' Faerie!

Кверху сине, покато вниз,
    Ослепленные очи видят едва.
Коровы пасутся среди холмов,
    О, это Царицы волшебства!

"Now cease your song," the King he said,
    "Oh, cease your song and get you dight
To vow your vow and watch your arms,
    For I will dub you a belted knight.

«Довольно петь! – сказал Король, –
    Довольно песен! Помолчим!
Дай клятву, стереги твой меч,
    Ты будешь рыцарем моим.

"For I will give you a horse o' pride,
    Wi' blazon and spur and page and squire;
Wi' keep and tail and seizin and law,
    And land to hold at your desire."

Потому что я дам тебе коня,
    Оруженосца и пажей,
И герб, и крепость, и закон,
    И землю, чтоб владел ты ей».

True Thomas smiled above his harp,
    And turned his face to the naked sky,
Where, blown before the wastrel wind,
    The thistle-down she floated by.

Но верный Томас над аркой вздохнул
    И поднял лицо свое к небесам,
Гоним дыханием ветров,
    Чертополох носился там.

"I ha' vowed my vow in another place,
    And bitter oath it was on me,
I ha' watched my arms the lee-long night,
    Where five-score fighting-men would flee.

«В другом я месте клятву дал,
    И горше клятвы мне не знать,
Я стерег свой меч в бесконечную ночь,
    Там, где сотня бойцов обратилась бы вспять.

"My lance is tipped o' the hammered flame,
    My shield is beat o' the moonlight cold;
And I won my spurs in the Middle World,
    A thousand fathoms beneath the mould.

Мое копье из живого огня,
    И щит мой выбит холодной луной;
Я шпоры добыл в Сердцевине миров,
    Тысячу сажен под землей.

"And what should I make wi' a horse o' pride,
    And what should I make wi' a sword so brown,
But spill the rings o' the Gentle Folk
    And flyte my kin in the Fairy Town?

И что бы я делал с твоим конем,
    И зачем мечу твоему был бы рад?..
Чтоб уничтожить ряды Дворян?
    Чтоб ускакать в Волшебный град?

"And what should I make wi' blazon and belt,
    Wi' keep and tail and seizin and fee,
And what should I do wi' page and squire
    That am a king in my own countrie?

Зачем мне герб, зачем мне закон,
    Зачем оруженосец мне,
Зачем мне крепость и земля?
    Я сам Король в своей стране.

"For I send east and I send west,
    And I send far as my will may flee,
By dawn and dusk and the drinking rain,
    And syne my Sendings return to me.

Я пошлю на запад, пошлю на восток,
    Когда моя воля будет послать,
На заре, и в сумрак, и в сильный дождь,
    И вернутся Послы ко мне опять.

"They come wi' news of the groanin' earth,
    They come wi' news o' the roarin' sea,
Wi' word of Spirit and Ghost and Flesh,
    And man that's mazed among the three."

Они принесут мне стон земли,
    Они принесут океанский вздох,
И речи Тела, Ума и Души,
    И человека средь этих трех».

The King he bit his nether lip,
    And smote his hand upon his knee:
"By the faith o' my soul, True Thomas," he said,
    "Ye waste no wit in courtesie!

Король закусил до крови губу
    И сказал, по колену ударив себя:
«Верный Томас, клянусь своей душой,
    Любезным нельзя назвать тебя.

"As I desire, unto my pride,
    Can I make Earls by three and three,
To run before and ride behind
    And serve the sons o' my body."

Я гордых графов делать могу,
    Столько, сколько хочу я сам,
Чтоб сзади скакали и шли впереди,
    И покорно служили моим сынам».

"And what care I for your row-foot earls,
    Or all the sons o' your body?
Before they win to the Pride o' Name,
    I trow they all ask leave o' me.

«Какое мне дело до графов твоих?
    Какое дело до сыновей?
Чтоб добиться славы, они должны
    Считаться с волею моей.

"For I make Honour wi' muckle mouth,
    As I make Shame wi' mincin' feet,
To sing wi' the priests at the market-cross,
    Or run wi' the dogs in the naked street.

Я делаю Славу множеством ртов,
    Рассылаю Позор на легких ногах,
Чтоб пелось на улицах людьми,
    С собаками бегало на площадях.

"And some they give me the good red gold,
    And some they give me the white money,
And some they give me a clout o' meal,
    For they be people o' low degree.

И платят золотом мне одни,
    И другие платят мне серебром,
И третьи жалкий дают кусок,
    Потому что беден и пуст их дом.

"And the song I sing for the counted gold
    The same I sing for the white money,
But best I sing for the clout o' meal
    That simple people given me."

И то, что за золото я пою,
    То же пою я за серебро,
Но лучшая песня моя звучит
    Беднякам за жалкое их добро».

The King cast down a silver groat,
    A silver groat o' Scots money,
"If I come with a poor man's dole," he said,
    "True Thomas, will ye harp to me?"

Бросил Король серебряный грош,
    Шотландской чеканки серебряный грош,
«За нищенский дар, – промолвил он, –
    Верный Томас, ты, может быть, мне споешь?»

"Whenas I harp to the children small,
    They press me close on either hand:
And who are you," True Thomas said,
    "That you should ride while they must stand?

«Когда маленьким детям я пою,
    Меня обступает их тесный ряд,
Но кто же ты, – Верный Томас сказал, –
    Что сидишь на коне там, где дети стоят?

"Light down, light down from your horse o' pride,
    I trow ye talk too loud and hie,
And I will make you a triple word,
    And syne, if ye dare, ye shall 'noble me."

Ты много и громко говоришь...
    Слезай, слезай с твоего коня!
Тебе три слова я пропою,
    Коль посмеешь, потом посвятишь меня».

He has lighted down from his horse o' pride,
    And set his back against the stone.
"Now guard you well," True Thomas said,
    "Ere I rax your heart from your breast-bone!"

Король сошел с своего коня,
    Прислонился к утесу и затих.
«Теперь берегись, – Верный Томас сказал, –
    Я вырву сердце из ребер твоих!»

True Thomas played upon his harp,
    The fairy harp that couldna' lee,
And the first least word the proud King heard,
    It harpit the salt tear out o' his ee.

Верный Томас на арфе своей заиграл,
    На той, что умела быть грозой,
И первое слово вдруг обожгло
    Глаза Короля соленой слезой.

"Oh, I see the love that I lost long syne,
    I touch the hope that I may not see,
And all that I did o' hidden shame,
    Like little snakes they hiss at me.

«Я вижу любовь, что давно потерял,
    Надежду, которой не видеть дня,
Все тайно-позорное, что совершил,
    Как змеи, шипит вокруг меня.

"The sun is lost at noon – at noon!
    The dread o' doom has grippit me.
True Thomas, hide me under your cloak,
    God wot, I'm little fit to dee!"

В полдень потерян солнечный свет,
    Предсмертный ужас меня охватил,
Верный Томас, под плащ меня спрячь,
    Видит Бог, что нет уже больше сил!»

'Twas bent beneath and blue above –
    'Twas open field and running flood –
Where, hot on heath and dyke and wall,
    The high sun warmed the adder's brood.

Кверху сине, покато вниз,
    Средь широких полей и текущих вод,
Где солнце в траве, во рву, на стене
    Горячо согревало змеиный род.

"Lie down, lie down," True Thomas said.
    "The God shall judge when all is done;
But I will bring you a better word
    And lift the cloud that I laid on."

«Ложись, ложись! – Верный Томас сказал, –
    Все свершится, а там лишь Бог – судья.
Но я лучше слово тебе скажу,
    Подыму облака, что надвинул я».

True Thomas played upon his harp,
    That birled and brattled to his hand,
And the next least word True Thomas made,
    It garred the King take horse and brand.

Верный Томас на арфе своей заиграл,
    И гремела она, словно музыка сеч,
Услышав второе слово, Король
    Схватил коня, схватил свой меч.

"Oh, I hear the tread o' the fighting-men,
    I see the sun on splent and spear!
I mark the arrow outen the fern!
    That flies so low and sings so clear!

«Я слышу тяжелый шаг бойцов,
    И солнце пики и копья зажгло,
Раздвигая лесной кустарник, стрела
    Низко летит и поет светло.

"Advance my standards to that war,
    And bid my good knights prick and ride;
The gled shall watch as fierce a fight
    As e'er was fought on the Border side!"

Двигай знамена мои на войну,
    Пусть рыцари скачут во весь опор,
Увидит коршун свирепый бой,
    Какого не видывал до сих пор».

'Twas bent beneath and blue above,
    'Twas nodding grass and naked sky,
Where ringing up the wastrel wind
    The eyass stooped upon the pye.

Кверху сине, покато вниз,
    Средь голых небес и кивающих трав,
Там, где, сражаясь с мощью ветров,
    На сороку кобчик летит стремглав.

True Thomas sighed above his harp,
    And turned the song on the midmost string;
And the last least word True Thomas made
    He harpit his dead youth back to the King.

Верный Томас вздохнул над арфой своей,
    И песнь зазвенела на средней струне,
И последнее слово, что Томас запел,
    Короля вернуло к его весне.

"Now I am prince, and I do well
    To love my love withouten fear;
To walk wi' man in fellowship,
    And breathe my horse behind the deer.

«Я – князь, и я делаю хорошо,
    Что без страха люблю ту, что любит меня,
Называю другом, кого хочу,
    И за оленем гоню коня.

"My hounds they bay unto the death,
    The buck has couched beyond the burn,
My love she waits at her window
    To wash my hands when I return.

Его насмерть затравят псы мои, –
    Оленю гордому больше не жить,
Милая ждет меня у окна,
    Чтоб от крови руки мои отмыть.

"For that I live am I content
    (Oh! I have seen my true love's eyes!)
To stand wi' Adam in Eden-glade,
    And run in the woods o' Paradise!"

Для того живу я, довольный собой,
    (О, в глаза любви заглянул я сам!)
Чтоб стоять с Адамом в Райском саду,
    И чтоб скакать по Райским лесам».

'Twas nodding grass and naked sky,
    'Twas blue above and bent below,
Where, checked against the wastrel wind,
    The red deer belled to call the doe.

Средь голых небес и кивающих трав,
    Средь широких ветров и текущих вод,
Где, самку свою поджидая, олень
    Заслонил собою открытый проход.

True Thomas laid his harp away,
    And louted low at the saddle-side;
He has taken stirrup and hauden rein,
    And set the King on his horse o' pride.

Верный Томас арфу свою опустил,
    И низко он наклонил чело,
И стремя взял, и подал узду,
    И посадил Короля в седло.

"Sleep ye or wake," True Thomas said,
    "That sit so still, that muse so long;
Sleep ye or wake? – till the latter sleep
    I trow ye'll not forget my song.

«Спишь ты или нет? – Верный Томас сказал, –
    Что ты так тих, что молчишь так давно?
Спишь ты или нет? До последнего сна
    Моей песни тебе не забыть все равно.

"I ha' harpit a shadow out o' the sun
    To stand before your face and cry;
I ha' armed the earth beneath your heel,
    And over your head I ha' dusked the sky!

Я игрою вызвал от солнца тень,
    Что стоит пред тобой, и кричит, и зовет,
Я землю зажег под твоей ногой,
    Над твоей головой затемнил небосвод,

"I ha' harpit ye up to the Throne o' God,
    I ha' harpit your secret soul in three;
I ha' harpit ye down to the Hinges o' Hell,
    And – ye – would – make – a Knight o' me!"

Тебя поднял я в небо, где Божий престол,
    Тебя бросил я вниз, в Петли огня,
Натрое душу твою разорвал,
    А ты – рыцарем – вздумал – сделать – меня?»