Not a drum was heard, nor a funeral note,
    As his corse to the rampart we hurried;
Not a soldier discharged his farewell shot
    O'er the grave where our hero we buried.

Не бил барабан перед смутным полком,
   Когда мы вождя хоронили,
И труп не с ружейным прощальным огнем
   Мы в недра земли опустили.

We buried him darkly at dead of night,
    The sods with our bayonets turning;
By the struggling moonbeam's misty light
    And the lantern dimly burning.

И бедная почесть к ночи отдана;
   Штыками могилу копали;
Нам тускло светила в тумане луна,
   И факелы дымно сверкали.

No useless coffin enclosed his breast,
      Nor in sheet nor in shroud we wound him;
But he lay like a warrior taking his rest
    With his martial cloak around him.

На нем не усопших покров гробовой,
   Лежит не в дощатой неволе –
Обернут в широкий свой плащ боевой,
   Уснул он, как ратники в поле.

Few and short were the prayers we said,
    And we spoke not a word of sorrow;
But we steadfastly gazed on the face that was dead,
    And we bitterly thought of the morrow.

Недолго, но жарко молилась творцу
   Дружина его удалая
И молча смотрела в глаза мертвецу,
   О завтрашнем дне помышляя.

We thought, as we hollowed his narrow bed
    And smoothed down his lonely pillow,
That the foe and the stranger would tread o'er his head,
    And we far away on the billow!

Быть может, наутро внезапно явясь,
   Враг дерзкий, надменности полный,
Тебя не уважит, товарищ, а нас
   Умчат невозвратные волны.

Lightly they'll talk of the spirit that's gone
    And o'er his cold ashes upbraid him,–
But little he'll reck, if they let him sleep on
    In the grave where a Briton has laid him.

О нет, не коснется в таинственном сне
   До храброго дума печали!
Твой одр одинокий в чужой стороне
   Родимые руки постлали.

But half of our heavy task was done
    When the clock struck the hour for retiring:
And we heard the distant and random gun
    That the foe was sullenly firing.

Еще не свершен был обряд роковой,
   И час наступил разлученья;
И с валу ударил перун вестовой,
   И нам он не вестник сраженья.

Slowly and sadly we laid him down,
    From the field of his fame fresh and gory;
We carved not a line, and we raised not a stone,
    But left him alone with his glory.

Прости же, товарищ! Здесь нет ничего
   На память могилы кровавой;
И мы оставляем тебя одного
   С твоею бессмертною славой.