You couldn't pack a Broadwood half a mile –
   You mustn't leave a fiddle in the damp –
You couldn't raft an organ up the Nile,
   And play it in an Equatorial swamp.
I travel with the cooking-pots and pails –
   I'm sandwiched 'tween the coffee and the pork –
And when the dusty column checks and tails,
   You should hear me spur the rearguard to a walk!

Пианино не потащишь на плечах,
     Скрипка сырости и тряски не снесет,
Не поднять орган по Нилу на плотах,
     Чтоб играть среди тропических болот.
А меня ты в вещевой впихнешь мешок,
     Словно ложку, плошку, кофе и бекон, –
И когда усталый полк собьется с ног,
     Отставших подбодрит мой мерный звон.

      With my "Pilly-willy-wirky-wirky-popp!"
        [Oh, it's any tune that comes into my head!]
      So I keep 'em moving forward till they drop;
        So I play 'em up to water and to bed.

Этим «Пилли-вилли-винки-плинки-плей!»
     (Все, что в голову взбредает, лишь бы в лад!)
Я напомню напоить к ночи коней,
     А потом свалю где попадя солдат.

In the silence of the camp before the fight,
   When it's good to make your will and say your prayer,
You can hear my strumpty-tumpty overnight,
   Explaining ten to one was always fair.
I'm the Prophet of the Utterly Absurd,
   Of the Patently Impossible and Vain –
And when the Thing that Couldn't has occurred,
   Give me time to change my leg and go again.

Перед боем, ночью, в час, когда пора
     Бога звать или писать письмо домой,
«Стрампти-тампти» повторяет до утра:
     «Держись, дружок, рискуй, пока живой!»
Я Мечты Опора, я Чудес Пророк,
     Я за Всё, Чему на Свете не Бывать;
Если ж Чудо совершится, дай мне срок
     Подстроиться – и в путь ступай опять.

      With my "Tumpa-tumpa-tumpa-tumpa-tump!"
        In the desert where the dung-fed camp-smoke curled.
      There was never voice before us till I fed our lonely chorus,
        I the war-drum of the White Man round the world!

По пустыням «Тумпа-тумпа-тумпа-тумп!» –
     У костра в кизячном смраде мой ночлег.
Как воинственный тамтам, я твержу, грожу врагам:
     «Здесь идет победный Белый Человек!»

By the bitter road the Younger Son must tread,
   Ere he win to hearth and saddle of his own, –
'Mid the riot of the shearers at the shed,
   In the silence of the herder's hut alone –
In the twilight, on a bucket upside down,
   Hear me babble what the weakest won't confess –
I am Memory and Torment – I am Town!
   I am all that ever went with evening dress!

Сто путей истопчет нищий Младший Сын
     Прежде, чем добудет собственный очаг, –
Загрустит в пастушьей хижине один
     И к разгульным стригалям придет в барак, –
И под вечер на ведерке кверху дном
     Забормочут струны исповедь без слов –
Я Тоска, Растрава, Память о Былом,
     Я Призрак Стрэнда, фраков и балов.

      With my "Tunka-tunka-tunka-tunka-tunk!"
        [So the lights –  the London Lights grow near and plain!]
      So I rowel'em afresh towards the Devil and the Flesh
        Till I bring my broken rankers home again.

Тонким «Тонка-тонка-тонка-тонка-тонк!»
     (Видишь Лондон? Вот он тут, перед тобой!)
Я пытаюсь уколоть сонный Дух, тупую Плоть:
     «Рядовой, очнись, вернись на миг домой!»

In desire of many marvels over sea,
   Where the new-raised tropic city sweats and roars,
I have sailed with Young Ulysses from the quay
   Till the anchor rumbled down on stranger shores.
He is blooded to the open and the sky,
   He is taken in a snare that shall not fail,
He shall hear me singing strongly, till he die,
   Like the shouting of a backstay in a gale.

За экватором, где громом якорей
     Новый город к новым странствиям зовет,
Брал меня в каюту юный Одиссей,
     Вольный пленник экзотических широт.
Он просторами до гроба покорен,
     Он поддался на приманку дальних стран, –
Перед смертью в стоне струн услышит он,
     Как стенают снасти в ярый ураган.

      With my "Hya! Heeya! Heeya! Hullah! Haul!"
        (Oh, the green that thunders aft along the deck!]
      Are you sick o' towns and men? You must sign and sail again,
        For it's "Johnny Bowlegs, pack your kit and trek!"

Я подначу: «Ну-ка! Ну-ка! Ну-ка! Ну!»
     (Зелень бьется в борт и хлещет через край!)
Ты от суши устаешь? Снова тянет в море? Что ж –
     Слышишь: «Джонни-друг, манатки собирай!»

Through the gorge that gives the stars at noon-day clear –
   Up the pass that packs the scud beneath our wheel –
Round the bluff that sinks her thousand fathom sheer –
   Down the valley with our guttering brakes asqueal:
Where the trestle groans and quivers in the snow,
   Where the many-shedded levels loop and twine,
Hear me lead my reckless children from below
   Till we sing the Song of Roland to the pine!

Из расселины, где звезды видно днем, –
     На хребет, где фуры тонут в облаках, –
Мимо пропастей прерывистым путем, –
     И по склону на скулящих тормозах:
А мостки и доски на снегу скрипят,
     А в лощине на камнях трясется кладь, –
Я веду в поход отчаянных ребят
     «Песнь Роланда» горным соснам прокричать.

      With my "Tinka-tinka-tinka-tinka-tink!"
        [Oh, the axe has cleared the mountain, croup and crest!]
      And we ride the iron stallions down to drink,
        Through the canons to the waters of the West!

Слышишь: «Томпа-томпа-томпа-томпа-той!»
     (Топоры над головой леса крушат!)
Мы ведем стальных коней на водопой
     По каньону, к Океану, на Закат!

And the tunes that mean so much to you alone –
   Common tunes that make you choke and blow your nose –
Vulgar tunes that bring the laugh that brings the groan –
   I can rip your very heartstrings out with those;
With the feasting, and the folly, and the fun –
   And the lying, and the lusting, and the drink,
And the merry play that drops you, when you're done.
   To the thoughts that burn like irons if you think.

Что ни песня, то в душе переполох –
     От простецкой ты, моргнув, слезу сглотнешь,
От похабной, хохотнув, обронишь вздох, –
     Это струны сердца я бросаю в дрожь;
На попойке в кабаке, сквозь хриплый крик
     Услыхав меня, забудешь ложь и блуд,
Загрустишь, и, если думать не отвык,
     Думы угольями совесть обожгут.

      With my "Plunka-lunka-linka-lunka-lunka!"
        Here's a trifle on account of pleasure past,
      Ere the wit made you win gives you eyes to see your sin
        And – the heavier repentance at the last!

Ты же видишь «Плонка-лонка-лонка-лонк!»,
     Что тебе не просто в прошлом подвезло –
Ты грехом добыл успех и успехом множишь грех,
     А раскаиваться – ох как тяжело!

Let the organ moan her sorrow to the roof –
   I have told the naked stars the Grief of Man!
Let the trumpet snare the foeman to the proof –
   I have known Defeat, and mocked it as we ran!
My bray ye may not alter nor mistake
   When I stand to jeer the fatted Soul of Things,
But the Song of Lost Endeavour that I make,
   Is it hidden in the twanging of the strings?

Пусть орган возносит стоны к потолку –
     Небу я скажу о Жребии Людском.
Пусть труба трубит победный марш полку –
     Я труню над отступающим полком.
Рокот мой никто превратно не поймет –
     Я глумлюсь над тем, кто Сонной Ленью сыт,
Но и Песню про Проигранный Поход
     Бренчащая струна не утаит.

      With my "Ta-ra-rara-rara-ra-ra-rrrp!"
        [Is it naught to you that hear and pass me by?]
      But the word – the word is mine, when the order moves the line
        And the lean, locked ranks go roaring down to die!

Я стараюсь: «Тара-рара-рара-рра!»
     (Ты слыхал меня? Так что ж, услышь опять!)
Слово все-таки за мной, если тощий, черный, злой
     В бой выходит пехотинец умирать!

The grandam of my grandam was the Lyre –
   [Oh, the blue below the little fisher-huts!]
That the Stealer stooping beachward filled with fire,
   Till she bore my iron head and ringing guts!
By the wisdom of the centuries I speak –
   To the tune of yestermorn I set the truth –
I, the joy of life unquestioned –  I, the Greek –
   I, the everlasting Wonder-song of Youth!

Бог Путей мою Прабабку породил
     (О рыбачьи города над синевой!) –
Новый век ублюдка Лиры наградил
     Дерзким нравом и железной головой.
Я про Мудрость Древних Греков пропою
     И завет их старой песней передам:
«Словно дети, изумляйтесь Бытию
     И радостно стремитесь к Чудесам!»

      With my "Tinka-tinka-tinka-tinka-tink!"
        What d'ye lack, my noble masters! What d'ye lack?]                 
      So I draw the world together link by link:
        Yea, from Delos up to Limerick and back!

Звонким «Тинка-тинка-тинка-тинка-тинн!»
     (Что вам надо, что вам надо, господа?)
Я доказываю всем, что мир един –
     Весь – от Делоса до Лимерика – да!